Еще во второй половине декабря, теперь уже прошедшего 2010 года, когда я очередной раз разговаривала с Полиной, мы опять говорили обо всем. Сплетничали в общем. Причем сплетницами мы становимся исключительно тогда, когда разговариваем друг с другом. По отдельности мы по-моему сильно отличаемся. Она эдакая роковая крашенная стерва, а я - жуткая недовольная всем язва. Но не это главное, хотя тоже важно.
Когда у нас возникла минутная пауза в разговоре (а до этого Полина пыталась развести меня на разговор о Черенковой, и спрашивала, не хочу ли я с той помириться), Хорошко спросила вдруг, почему я стала так плохо общаться с Петей. В ответ она услышала что-то про то, что так получилось вот. И тут же от меня последовал вопрос - а ей-то какая разница. И Полина ответила совсем не то, что я ожидала (хотя я сама не знаю, что ожидала в ответ).
Полина ответила, что ей меня жалко, потому что я осталась совсем одна. И теперь мне думается что она, может быть, и права.